Уважаемые гости сайта Военно-патриотического клуба «Севастополь»! Коллектив Клуба поздравляет вас со 100-летием со дня основания комсомола!

На наш конкурс, посвященный этому юбилею, стали приходить первые публикации и даже одна песня, и все эти материалы будут опубликованы нами на сайте.

Некоторые из поступивших заметок затрагивают тему Великой Отечественной ее лишь вскользь, другие заметки так и вовсе обращены к временам более близким. Но нас это не расстраивает, потому что все присланные материалы очень интересны.

В этой связи мы хотим обратиться к участникам конкурса! Не ограничивайте себя предложенной нами тематикой, пишите обо всем, что считаете важным, необходимым, заслуживающим внимания. Ждем стихи, песни, воспоминания, исследования. Ведь о временах комсомольской молодости можно рассказать так много! И поэтому мы открываем новую серию публикаций статьей Михаила Алексеевича Рекунова (на фото) о его службе в Чехословакии в неспокойном 1968 году. Статья проиллюстрирована фотографиями автора.

***

О чехословацких событиях 1968 года написано немало. Есть их официальная трактовка политиками и историками как советскими, так и европейскими. А сегодня, накануне пятидесятилетия Пражской весны, мнения западников могут совпадать с некоторыми российскими господами и не только с либерально настроенными. Я же попробую рассказать свою историю и кое-что о тех днях с позиции рядового солдата Советской Армии, не сильно углубляясь в политические дебри. Постараюсь обойтись без крови, трупов, гробов, чего, к сожалению, избежать не удалось.

Рядовым я был непростым. Начал службу в октябре 1967 года. Присягу на верность Родине СССР принял в карантине воинской части города Хмельницкий, а в ноябре оказался в ГДР, в гвардейском артиллерийском полку Галльской дивизии Дрезденской танковой армии. На самом деле дивизии и армии имели другие названия, так их называли военные в разговорной речи по месту дислокации. В артиллерийской батарее за полгода я вкусил все «прелести» службы молодого солдата. Наряды на кухню, кочегарку и «романтическую» караульную службу зимой в тулупе по охране боеприпасов, снарядов, постоянно загруженных в тягачи ЗиЛ-131. Сложные бытовые условия в холодных палатках, на артиллерийских стрельбах, примерзающая каша к солдатскому котелку, командирская «забота», а иногда бездушие, «дедовщина» и взаимовыручка солдат-одногодков закалили бойца физически и морально.

С юношества я занимался фотографией во Дворце пионеров и на Стации юных техников. В школе был комсомольским активистом, участвовал во многих мероприятиях Черниговского горкома комсомола.

Последние школьные летние каникулы я провел в комсомольском военно-спортивном лагере на берегу реки Десна, рядом с грунтовым аэродромом Чернигова. Горком комсомола меня командировал туда, как фотографа. Мои одногодки ходили строем, проводили спортивные соревнования и прыжки с парашютом. Участвуя во всем этом, я снимал все на фотокамеру и в полевых условиях в палатке печатал фотографии для фотогазеты. После окончания школы успел поработать фотокорреспондентом в Черниговской областной молодежной газете «Комсомольский Гарт». Это и определило мою «головокружительную» карьеру на срочной службе.

С фотоаппаратом я не расставался, носил в противогазной сумке. Снимки с полевых учений, полковых артиллерийских стрельб на Ольтеграбовском полигоне, отправленные мной в газету ГСВГ «Советская Армия», имели стопроцентное попадание на страницы, чем я завоевал авторитет не только у солдат-сослуживцев, но и политработников полка.

Итак, май 1968 года. Я – «фотоГраф» (ко мне прилипла эта кличка от солдат кавказской национальности родной седьмой артиллерийской батареи, так они выговаривали слово «фотограф») срочно откомандирован в политотдел штаба дивизии. Вытянутая колонна военной техники, неизвестно на сколько, переходит границу ГДР и ЧССР. Нас встречают торжественно с хлебом и солью. Я здесь ничего не перепутал. В дальнейшем обещаю тоже говорить только правду. Дело в том, что в ЧССР в мае месяце проводились командно-штабные учения стран Варшавского договора. Мне пришлось снимать замминистра обороны СССР – маршала Ивана Игнатиевича Якубовского и министра обороны ЧССР – генерала Мартина Дзура, когда они на учениях с КП наблюдали «картинки боя» на Судетском полигоне. Наши солдатики, и я в том числе, заводили дружбу с чехословацкими воинами, и фиксировал события на пленку.

Внешне все выглядело, как обычные учения. Планы у наших военных были другие: оставить войска на территории ЧССР. Учения закончились, но части нашей дивизии мирно жили на полигоне. Видимо, «наверху» не смогли генералы договориться. Поступила нота Советскому правительству от властей ЧССР, и наши войска, вытянувшись в колонны, свалили из Чехословакии. Прожив всего неделю на зимних квартирах в городе Галле в ГДР, полки нашей дивизии были подняты и медленным маршем переброшены в леса под город Карл-Маркс-Штадт к чешской границе. Вдоль просек красивейшего леса стояли вытянутые в колонны такие же красивые и ухоженные танки и бронетранспортеры. Первый танк «затихарился» всего в сотнях метров от речушки, где беспечно гуляли непуганые фазаны, – границы ГДР с ЧССР. В этом лесу мы прожили в палатках, как на курорте, два месяца до 20 августа 1968 года.

Вот мы, Галльская дивизия, снова в Чехословакии. Комдив наш – генерал Сторч. Начальник политотдела – полковник Лоханов. Он объезжал воинские подразделения своей дивизии на автомобиле «Победа» и брал меня с собой фотографировать происходящее. Что я видел, слышал и что запомнил, – расскажу в маленьких зарисовках.

Действовать по обстановке

Пакет с приказом «передислоцироваться», «перейти в наступление» или «оккупировать Чехословакию» (каким он был на самом деле, я знать не мог) генералу Сторчу привезли на мотоцикле два офицера в самый неподходящий момент. В немецком городке, недалеко от дислокации наших войск, мы крепили дружбу с местным населением. Новейший автоклуб на базе автомобиля ГАЗ-66 демонстрировал фильм «Свадьба в Малиновке». Фильмы можно было крутить днем на лужайке. Внутри кунга кинопроектор отправлял изображение на зеркало, а перевернутые кадры отражались на матовом стекле задней стенки кузова. С улицы – довольно качественное изображение, как на крупном экране телевизора, смотрели местные жители, большинство молодых немцев. Мэр этого городка пригласил в клуб генерала и офицеров штаба на «рюмку чая». Тогда мы, несколько солдат, водители, киномеханик и гражданский художник клуба, осмелились подойти к столу, накрытому на свежем воздухе для низших чинов. Бутерброды, сосиски с горчицей, конечно «Бир» и маленькие бутылочки водки. Мы с киномехаником ограничились пивом с сосисками, а художник с водителем начальника штаба приложились и к водочке.

Первым покинул прием комдив, извиняясь перед мэром, уехал на черной «Волге». Погодя, оставил застолье и начальник штаба. Засунув пьяного водителя за заднее сидение «газика», сам сел за руль. Преодолевая гостеприимство, последним поспешил на базу полковник Лоханов, оставив нам приказ: «крутить фильм до конца». Экипаж клубной машины не обиделся – пива выставили много.

В лесу палатки были уже свернуты, все шевелилось, как в муравейнике. Поступила команда получить патроны. Я напихал их в три магазина. Остерегаясь быть замеченным в употреблении «халявного» пива, я приблизился к начальству. Лоханов не удовлетворил мои фоторепортерские страсти и просьбу – направить меня на «передовую», разрешить оседлать БМП и двигаться с пехотой. Автоклуб, в результате, занял место в колонне батальона тыла. Но как быть с автоматами и боевыми патронами? Поступил приказ: «Оружие держать в готовности, действовать по обстановке». Еще не был забыт Будапешт 1956 года.

Комдив генерал Сторч

С комдивом нам повезло. Широкоплечий, высокого роста, с колким взглядом, который не каждый мог долго выдержать. Когда он плавно вышагивал в сопровождении старших офицеров, то казалось, что он идет, а остальные, семеня, бегут. Особенно у него выделялись длинные руки. Отвечая на приветствие методом отдания чести, генерал от колена медленно поднимал крупную кисть руки, можно сказать, лапу и тыкал ее, не выпрямляя пальцев, под козырек фуражки. Имени-отчества его я не помню, рядовому солдату это было без надобности. Но голос у него был, как положено генералу, громкий и звонкий. Наорать на провинившегося офицера или обматерить в присутствии подчиненных – это запросто. Но через минуты отходил и, как бы извиняясь, мог и похвалить.

В тот день 20 августа перед переходом границы ЧССР, когда наше войско вытягивалось в колонну, на месте палатки штаба дивизии стоял стол. Вокруг собрались офицеры. Сторч рявкнул своему адъютанту: «Старшина, карту!» Громила-старшина под стать комдиву, только с вечно виноватой улыбкой, достает из генеральского планшета карту… И тут такая сцена: вокруг стола ровный строй офицерских задниц, что склонились над картой, мне снимать своей лейкой нечего, хотя снимать надо было все. Когда генерал разворачивал карту, выпала фотография в песок под множество ног, обутых в хромовые сапоги. На фотографии – портрет женщины. Старшина, стоявший чуть в стороне, поднимает фотографию: «А это что за б…ь, товарищ генерал?» – «Да это моя жена.» – «Извините, товарищ генерал», – нашелся старшина. Никто из присутствующих, проявив тактичность, никак не прореагировал на этот диалог. Только генерал спросил: «Почему посторонние в расположении штаба?» Я, поймав его взгляд, быстро ретировался со своими фотоаппаратами в сторону автоклуба, хотя посторонним себя не считал.

Каждый солдат – полпред СССР

Полковник Лоханов, в полевых условиях выступая перед воинами, называл их политическими представителями Советского Союза (полпред СССР – каждый солдат – звучит гордо), призывал к бдительности и дисциплине. Получалось. Среди солдат чувствовался патриотизм и гордость за свою Родину. Голос Америки давал по радио достойную оценку нашей армии: «Отборные войска генерала Сторча совершают рейд по Чехословакии». Кто их там отбирал? Обыкновенные чуть-чуть обученные Ваньки, Васьки, Петьки и представители всех пятнадцати республик. В каждом лесочке понатыкали части с танками, брониками, гаубицами и прочей техникой. Не дай Бог, начнись настоящая война! Кровищи было бы море! Зашевели все войско сразу – подавили бы друг друга.

Однажды в расположение одного подразделения прорвались чехословацкие журналисты. Со страхом в глазах дрожащими руками тыкали микрофоны, просили дать интервью. Подразделение оказалось тыловое, где была полевая автомобильная хлебопекарня (ПАХ). Журналистов командир накормил теплым и пахнущим белым хлебом (они признались, что такого вкусного еще никогда не пробовали) и посоветовал обратиться в штаб дивизии. Но где штаб найти? Чешские газетчики захотели просто побеседовать с рядовыми солдатами. Им собрали первых попавшихся: водителей, пекарей, охрану из мотострелкового взвода. После беседы журналисты сказали, что их обманывают, это не солдаты, а переодетые политработники. Это был уровень воспитательной работы команды политработников Лоханова.

Ввод войск в дружественное государство полковник Лоханов объяснял на лекциях так: «Посмотрите на карту. Здесь – Польская Народная Республика, а здесь – Германская Демократическая республика, а это – Венгерская народная республика, где дислоцируются Советские Группы войск, надежно защищая подступы к нашим границам. А это – Чехословакия (вытянутая длинным мыском до границ СССР). Мы не можем допустить, чтобы войска вероятного противника стояли у наших границ. О том, что в Чехословакии готовится государственный переворот с участием Дубчека при поддержке Запада, доложила разведка, а значит, готовится смена власти и существующего строя. Наша с вами задача – выполнить интернациональный долг и отстоять завоевания социализма». Это обсуждению не подлежало. А я возьми да со своей наивностью ляпни: «А как же, товарищ полковник, стратегические ракеты или подводные лодки? Заходят в нейтральные воды моря, каждая подлодка может выпустить два десятка ракет, а те, как тараканы, в воздухе разделяются на сотни и могут лететь по заданному курсу, поражая огромные территории любого государства?». Хорошо, что этот разговор состоялся один на один в автомобиле. Лоханов был мудрым офицером и убедил меня, что эти ракеты могут не долететь до наших границ и главную задачу придется решать нам. Мысли «зачем мы здесь и кому все это надо?» быстро развеялись. Победила гордость за такую армию. Только в ГСВГ выходило 22 дивизионные газеты. Значит, столько же дивизий и все развернуты по военному времени. Еще выходит авиационная газета. Значит, есть воздушная армия. Пусть попробуют на нас напасть! Я слышал шутливые разговоры офицеров армии ГДР, что присутствовали здесь же с небольшими подразделениями, с нашими командирами: «А, может, давайте, ребята, рванем по всей Европе до Португалии?!». Но мы такие шутки тогда всерьез не воспринимали.

Первая неделя боевых действий

На самом деле у нас боевых действий почти не было. Мы, наша дивизия, вошли в Чехословакию в Судетской области. Дивизия перекрыла всего лишь половину, а может и меньше, территории, граничащей с ФРГ. А где-то там уже сели на аэродромы самолеты с десантниками, а в Праге на улицах колонны бронетранспортеров чередовались с танковыми. Танкисты шли маршем, не собираясь вступать в конфликты. На марше всегда сзади танка крепятся бочки с соляркой. Недовольные нашим дружеским визитом (да еще с такой техникой) чехи перекрывали толпами улицы, останавливали танки, пробивали бочки с соляркой и поджигали. Иногда с домов стреляли по танкистам. Колонны БМП не обстреливали. Пехота оцепляла дома, отлавливала стрелков и наказывала.

На нашем «фронте» было спокойнее. 21 августа наша клубная машина медленно тащилась в колонне тыловой части. То, что мы уже в Чехословакии, поняли только тогда, когда нам в окно кунга врезали помидором. Чехи все дорожные знаки и указатели поснимали. Местное население нас встречало, можно сказать, по-разному. Одни смотрели недружелюбным взглядом, другие махали, приветствуя. Девицы посылали воздушные поцелуи. Некоторые, задрав юбки, многозначительными жестами зазывали, шутя, издеваясь над солдатиками.

Штаб дивизии расположился в лесу на возвышенности недалеко от Карловых Вар. Днем я с офицерами политотдела ездил на задания, снимал фотокамерой, а с наступлением темноты печатал фотографии в палатке, оборудованной под фотолабораторию.

Приезжаем с полковником Лохановым к шлагбауму на границе с ФРГ. Стоят чешские пограничники и рядом наши пехотинцы. Туда (в ФРГ) пропускают всех, только записывают номера машин и фамилии. Много граждан ЧССР, заметно волнуются, бегут в панике через границу. Со стороны Западной Германии вытянулась громадная колонна легковых автомобилей – не пускают никого. Люди тоже волнуются. Чешские туристы возвращаются из отпусков, а им – сюрприз. Мы спрашиваем обстановку в приграничном немецком городке. – «Сидят дома, из-за оконных штор выглядывают и ждут, когда появятся советские танки, улицы пусты, магазины не работают». Немудрено испугаться. Здесь ночью вдоль границы прошелся с зажженными фарами наш танковый полк, а это грохот. Земля содрогается. Но мы, интернационалисты, в ФРГ не собираемся.

На второй день с Лохановым в сопровождении мотострелков на бронетранспортере поехали в горный поселок сфотографировать радиостанцию, которая вещала двое суток после появления наших войск. Недружелюбное радио призывало оказывать сопротивление Советской армии.

Здания, где была радиостанция, мы не нашли. Я сфотографировал только место, где оно стояло, – маленькую площадку, засыпанную песком. Мирно договориться с радиолюбителями не получилось. Они открыли пулеметный огонь, ранив офицера, а ответила им пушка из нашего легкого танка.

Вандализм

Памятник Советскому воину-освободителю в Великой Отечественной войне в городе Карловы Вары был небольшим, красивым и скромным. Но его сбросили с постамента. Фотографировать этот вандализм мы поехали с майором Лесиным, прихватив с собой одного солдата-стрелка с автоматом. Я тоже первый месяц этой командировки таскал с собой автомат с тремя магазинами патронов плюс два фотоаппарата. Со временем, потеряв бдительность, или из-за лени, «воевал» только фотокамерой, за что чуть не поплатился.

Припарковали «газик» возле какой-то площади. Я вылез из машины за майором. Тот, ничего не говоря и не соображая, рванул вперед. Лесин, ростом метр пять вместе с кепкой, имел привычку крутить на себе фуражку. Итак, майор фуражку нервно – круть, кобуру с пистолетом вперед на пузо – верть (хотел показать, что он вооружен), а тут народу видимо-невидимо. Кажись, до нашего появления здесь был митинг. Сотни глаз смотрят на нас, да еще как смотрят! Автомат я решил не брать. Если что, то вряд ли я им успею воспользоваться в такой обстановке. Солдата попросил показаться из машины, положить на колени ствол и передернуть затвор. Водитель сообразил все сделать сам. Майор опять фуражку – круть, кобуру – верть, народ расступается, мы идем по живому коридору. Я – худой и длинный, майор – маленький и толстый. Я фотоаппаратом в толпу – клац, Лесин – круть-верть… Цирк! Толпа сзади смыкается. Я пытаюсь снять народ в лицо, а все отворачиваются спиной, боятся засветиться. Боятся – значит уважают. Кино «Мы в плену индейского племени тумба-юмба». Только вместо копий в руках у некоторых транспаранты. Пробираемся к постаменту. Скульптуры солдата в плаще нет, на земле валяются его обломки. На постаменте – портрет Свободы (ударение на первом «о») – генсека ЧССР и надпись «Да здравствует Свобода». Мелом дописано: «Да здравствует Дубчек». Все снято – отступаем. Толпа безмолвна. Одна старушка к майору подошла: «Сыночки, зачем вы к нам пришли?». Майор фуражку – круть, кобуру с живота на бок – верть: «Все будет хорошо, мамаша! Мамаша, мамаша, все будет хорошо!!!» И мы благополучно удалились на своем допотопном «газике».

Примеры вандализма и обращения к «оккупантам»

Мне нравилось выполнять поставленные задачи со старшим лейтенантом Владимиром Малиновским не потому, что он был однофамилец маршала, а простой военный журналист, уроженец Одессы. Совсем не солдафон, разговаривал с солдатами на равных, с юмором, что присуще одесситам. Однажды мы выехали фотографировать «антисоветскую наглядную агитацию», нарисованную на заборах, крышах сараев и стенах домов. Она выглядела приблизительно так: «Ваня, езжай домой – твоя Дуняша гуляет с Кольей». Иногда посерьезней: «СССР – враг рабочего класса» или «Не надо нас оккупировать 1945 г. СССР – друг, 1968 г. СССР – враг». Когда мы выходили из машины, чтобы заснять лозунг, включалась сирена и гудела на весь поселок. Это нас так приветствовали или пугали.

У здания исполкома Карловых Вар чехи установили гипсовую скульптуру – кисть руки с двумя пальцами вверх и надпись: «Никогда не примем московский диктат». А на здании транспаранты: «Оккупанты, уходите домой», «Свобода, Дубчек». Мы это клятвенное сооружение сфотографировали. Машиной разворачиваемся по кругу, а на самой бровке стоят трое подвыпивших молодых парней, согнувшись, показывают нам задницы. Я позирующих заснял, а Малиновский скомандовал водителю: «Ближе!» и открыл дверь «газика». Попадание дверью было по тому же месту. Позже мы обнаружили лоскут ткани от штанов на дверной ручке.

Исполком в Карловых Варах

Возле города Соколов мы посетили расположившийся в лесу мотострелковый полк. По дороге «домой» на трассе нас догнали мотоциклисты на трех «Явах». Окружили и ведут, как в почетном эскорте. Мы были уже в курсе, как такие парни загоняли наши одинокие легковушки в кювет. Передний мотоциклист уходит веред, левый резко подрезает, а советский солдатик, пытаясь избежать столкновения, оказывается в кювете. Было решено выставить ствол автомата в окно, но их у нас не оказалось. Водитель свой тоже оставил под матрацем в палатке. О, вояки! А старлей пистолет не взял. Сделав две неудачные попытки нас подрезать, они отстали. Через минуту опять нас на скорости догнала «Ява». Я заметил у мотоциклистов на изготовке автомат. Крикнув: «Ложись!», я рухнул на пол «газика». Затарахтел автомат. Малиновский тоже сполз вниз, а водитель, ничего не поняв, никак не прореагировав, продолжал движение. Ему повезло. Пули продырявили тент, не задев солдата, но для нас это было хорошим уроком.

Самоволка в… небо

В «самоволку» я ходил редко, но метко.

Штаб нашей дивизии расположился в трех-четырех километрах от Карловых Вар на возвышенности в лесу. На опушке леса окопалась зенитная батарея для прикрытия штаба с воздуха. Легкие орудия «шилки» могли вести огонь и по наземным целям. На горизонте просматривалась деревня. Конечно, в мыслях было прогуляться по чешской деревушке. Но они пропали после того, как один лейтенант, командир зенитного взвода, посетил ее с «дружеским визитом». Как там было дело в пивной – неизвестно, но он вернулся ночью пьяный, с разбитой физиономией и скомандовал вверенному ему подразделению: «Подъем, боевая тревога!». Бойцы, зарядив орудие, открыть огонь отказались, тогда обиженный зенитчик нажал на гашетку сам, выпустив несколько очередей из трассирующих крупнокалиберных пуль по соседней деревне. Солдатики скрутили своего командира и передали в переполошившийся буханьем зенитки штаб.

Однажды на поляне приземлился вертолет МИ-2. С пилотом познакомиться было нетрудно, я его сфотографировал, подарил фотографии взамен обещаний покатать на винтокрылой машине. Старший лейтенант был обаятельным, внешне красивым, с румяными по-девичьи пухленькими щечками, всегда шутил. И вот однажды: «Миша, бери запасные штаны – летим!». Я побегал вокруг палаток, так и не найдя своего командира, начальника клуба капитана Киселева, чтобы спросить разрешения, накинул на шею фотокамеру и нырнул в вертолет. Кабина «МИ-2» оказалась на удивление некомфортной. Грубые железные двери, такие же сидения, все, как в танке, только с окнами.

Сам город Карловы Вары я посещал в мае 1968 года с экскурсиями, когда несколько частей Галльской дивизии, поучаствовав в командно-штабных учениях, не вернулись на зимние квартиры в ГДР, а по каким-то причинам припарковали боевую технику на полях и развернули палаточные городки.

И вот я впервые лечу на вертолете! Внизу – знакомые ущелья, на холмах – улицы, дворцы большие и маленькие, вижу дом Петра. Улицу разделяет мелководная речка, перерезанная сплошными мостами. Красота, фотографирую все подряд, жаль, что пленка не цветная. Чувства переполняют…

Приземлились не там, где обещал старлей. По сценарию сегодняшнего дня мне нужно было снимать на территории дислокации мотострелкового полка встречу немецкой делегации из ГДР с нашим комдивом. Но начальник политотдела полковник Лоханов уехал и меня с собой не взял. Вертолетчик просто обманул меня, когда говорил, что летит в полк.

На земле нас встречала непонятная кучка людей. Много женщин, некоторые в форме. Оказалось, это медицинский батальон. Красавчик-старлей, недолго думая, усадил в вертолет молодую девицу и айда в небо катать ее. Сделав круг, вертолет завис в воздухе. Висит и тарахтит лопастями минуту, две, пять, десять, а мне кажется – вечность. Мой капитан убьет меня! Народ наблюдает за небом: «Что они там делают?» – хихикая, задают друг другу вопросы. Опустив агрегат на землю, красавчик-вертолетчик высадил подружку, но желающих медсестер подняться в небо с криком: «И я хочу!», – увеличилось. Старлей пригласил опять одну, взлетел, повторив круг, снова завис… Все! Моя карьера фронтового репортера закончилась. Я представил, как сижу на гауптвахте, недавно вырытой в земле яме для самого себя солдатским поваром. Этот солдат-умелец раздобыл сахар и дрожжи на полевой хлебопекарне. Все это заквасил на родниковой водичке в канистре – и в палатку, к печке. Через пять дней – отменная бражка, сам пробовал. Зенитчики гуляли весело, но недолго. Изобретательный боец отсидел в яме – «губе» десять суток, а когда его амнистировали, то выполз худым и синим.

Назад на базу летели опять над Карловыми Варами. На одной из зеленых сопок я заметил двоих гражданских с автоматами. Не наши. Почему-то стреляют вверх, видно синий дымок. Вертолет сильно закачало, я треснулся головой о железку, а машина, маневрируя, стала стремительно набирать высоту. Когда приземлились, пилот спрашивает: «Видел?» – «Да» – «Снял?» – «Нет» – «Жаль!» Я только тогда понял, что огонь из автоматов вели по нам.

Но меня ждет расправа. К вертолету спешит капитан Киселев, а вес у него сто шесть кило, лицо краснее околыша на фуражке, кулаки сжаты: «Пленка есть?» Я нащупал в кармане галифе две кассеты. – «Марш в машину!» Рядом стояла черная «Волга». Я, гвардии рядовой, шмыгнул в спасительный командирский автомобиль. Водитель-солдатик ударил по газам, Киселев махал кулаком вслед, и я лишь догадывался, какими словами он выражал свое мнение обо мне и о чем шла речь. «Тебя, как генерала, встречаю. Сфоткаешь?!» – заявил водитель и вскоре доставил меня в те же Карловы Вары. По сентябрьскому парку, шурша листвой, мирно шла экскурсией военная делегация во главе с генералом Сторчем. С чувством большой вины, пытаясь спрятаться за фотокамеру, я бегал взад-вперед и клацал затвором аппарата.

Коллаборационисты

Проезжая мимо городка Франтишковы Лазни, группа офицеров захотела посмотреть известный курорт, где лечатся со всего мира женщины от бесплодия. Санаторий великолепный, территория ухожена. Экскурсию согласился провести старичок-сторож. Женщины мы ни одной не увидели (был «тихий час»), а мужикам этого очень хотелось. Только источник целебной воды – ротонду с золотыми кранами нам показал «гид». Рядом с источником – скульптура бронзового обнаженного мальчика по имени Франтишек в натуральный рост. Скульптура мальчика имела письку, до блеска отполированную женскими руками. Женщина, попив лечебной водички, должна подергать мальчика за кончик для эффективности лечения. «И как, помогает?» – спросили мы у сторожа. «Хорошо помогало в 1815 году, когда рядом стоял русский драгунский полк», – шутил «гид». «Так мы это организуем. У нас полков много», – отшучивались офицеры.

К нам, военным «захватчикам», относился народ Чехословакии по-разному. Большинство пожилых людей с благодарностью. Только делали это с опаской. Проходя мимо, старались незаметно говорить: «Спасибо, все делаете правильно, спасибо, ребята!». Таких людей противники называли «коллаборационистами». Несколько раз к нам в расположение штаба дивизии приезжал чешский генерал и почему-то с дочкой и маленьким внуком. Комдив Сторч и полковник Лоханов приглашали его в штабной кунг и надолго уединялись. Я фотографировал генеральского водителя (генерала не разрешали), дочку с мальчиком и даже с ними подружился. Потом стало известно – генерала арестовали.

Вместо благодарности…

Спать я ложился иногда, когда начинало светать. Печатать фотографии было уже невозможно – засвечивалась фотобумага. У меня была хорошая палатка из плотной, чем-то пропитанной ткани. Такие нам дарили немцы – городская власть города Галле – после того, как погостили у нас в лесу и удивились нашей бедности. Палатки наши все были старые, ветхие. После дождя лагерь напоминал цыганский табор.

В палатке – солдатская кровать, матрац, постельное белье, одеяла, стол, тумбочка, фотоувеличитель и все необходимое для печати и сушки фотографий. Электричество от клубного движка – слабовато. Приходилось делать тонкие (светлые) негативы, чтобы легче печатались. Пленка, бумага фирмы «ORWO» (ГДР). О такой на гражданке в Чернигове я мог только мечтать.

Короче, курорт и любимое занятие на природе. Утром начальник клуба капитан Киселев, когда я спал, тихонько просовывался в палатку, брал пачку фотографий, приготовленную мной, и бегом к начальнику политотдела полковнику Лоханову, Докладывал: «Вот мы поработали!». Любой солдат мечтает стать генералом (кроме меня), а Киселев – майором. Его сослуживцы называли «пятнадцатилетним капитаном», хотя возраст у него был далеко за сорок. Он пятнадцать лет проходил в капитанах, и мои фотографии, несомненно, должны были помочь ему перед дембелем продвинуться на майорскую должность. Но мой капитан любил выпить водочки, а здесь ее не достать, военторг уже приехал, но спиртное было доступно высокому начальству. И это сильно злило моего командира, а свое зло он вымещал на солдатах клуба. Киномеханик умел прятаться, водитель-азербайджанец на все отвечал: «Моя твоя не понимает», а художник был гражданским. Однажды капитану удалось хорошо выпить и нас незаслуженно оскорбить. В это утро я отнес фотографии Лоханову сам, он просил их отпечатать быстрее, а Киселев отсутствовал. На оскорбление, ничего лучшего не придумав, я неудачно пошутил: «Пока я солдат, вы, товарищ капитан, майора не получите». Это для него было хуже бомбы. Выхватив пистолет, заорал: «Пристрелю!». Я, показав автомат, ответил: «У меня тоже есть!».

Помирились мы через три дня, когда я ему предоставил после очередной съемки двойную порцию фотографий, за что он был удостоен похвалы от начальника политотдела. Через год при нашей встрече в Потсдамском Доме офицеров на торжественном мероприятии и концерте Иосифа Кобзона он меня, всего обвешенного фотоаппаратами, обнимал и целовал, как родного сына, так же будучи под хмелем и в капитанских погонах.

Часть моих фотографий отправлялась в Москву, а из снимков о житье–бытье воинских подразделений художник клуба мастерил стенды. Однажды нас посетил начальник Главного политического управления Советской Армии генерал-полковник Епишев. Когда он рассматривал мои фотографии на стендах, я снимал этот момент с замиранием сердца. Сейчас, думаю, генерал посмотрит фотографии, пожмет мне руку и скажет: «Молодец, рядовой Рекунов», – или достанет часы из кармана и вручит, а лучше новый фотоаппарат. Я снимал в основном личной фотокамерой «Киев 4А», что привез с гражданки. Все прошло иначе. Лоханов показывал стенды генералу и говорил: «Вот мы поработали!». На многих снимках был сам полковник Лоханов, выступающий перед воинами, беседующий с офицерами в разных ракурсах и позах.

Интернационалисты

Выполнив интернациональный долг в Чехословакии, мы возвращались домой на зимние квартиры в город Галле. Нашу дивизию в ЧССР почему-то не оставили, и слава Богу. Там расквартировали другие части, которые несли службу, как знает история, не один год. Немцы нас встречали как нельзя лучше. На всех предприятиях города сократили рабочий день, народ вывалил на улицы. Немцы – народ дисциплинированный, как никто. Скажут целовать – будут целовать, а прикажут бить – будут бить. В этот раз нас целовали на самом деле. Перед въездом в город стояли вдоль дороги люди с флагами СССР и ГДР. Бронетранспортеры, танки на трейлерах и другая бронетехника вытянулись в колонну по три машины вдоль широкой улицы на расстояние видимости горизонта. На домах – лозунги: «Спасибо, дорогие советские друзья! Фрейндшафт, Дружба!» Трибуну заполнили десятки генералов и офицеров нашей армии и армии ГДР, столько же гражданских лиц, представители руководящей партии и правительства. О победе и защите социализма толкали речи на двух языках. В это время на танки и БМП лезли девицы с цветами и поцелуями, смущая наших солдат. Пресса снимала на фото и телекамеры. Немецкие граждане дарили нашим бойцам конфеты, печенье, банки пива и маленькие шкалики водки. Такого фурора мы не ожидали. Я не успевал перезаряжать пленку.

Командировка закончилась, и я почувствовал, что про меня – фотоГрафа – забыли все: «Бери шинель – иди домой». Но я присягу принимал и свою солдатскую миссию считал незаконченной. Продовольственный аттестат мой был в хозяйственном взводе. Я принял для себя «командирское» решение и поселился вместе с поварами, кладовщиками и кочегарами.

Встреча в Галле

Хозяйственники занимали хорошую комнату в одной из казарм. На кроватях – по два матраца, на столе в столовой – изобилие с маслами. Автомат я «заныкал» между матрацами, патроны вытащил из магазинов, завязал в портянку и без свидетелей упаковал в рюкзак. Что делать дальше в хозяйственном взводе бесхозному солдату?

…Негативов я сохранил много. Главные, самые «жареные» с антисоветскими лозунгами, конфликтными ситуациями, дивным образом стали пропадать из палатки. Воровство, которое я заподозрил, совершал майор особого отдела в мое отсутствие. Неприятное свинство. Мог бы объяснить ситуацию, и я отдал бы ему эти негативы.

Чтобы как-то скрасить свое бытие, предложил начальнику Дома офицеров дивизии сделать мою фотовыставку с Чехословацкой «командировки». Тот воспринял это на ура.

Неделя кропотливой работы в фотолаборатории – и десятки фотографий в размере 30х40 висели в холле дворца. Все – от первого марша, перехода границы, конфликтных ситуаций, лесной жизни подразделений пехоты, танкистов, артиллеристов, штаба дивизии под Карловыми Варами и парада воинов-интернационалистов, вернувшихся на «зимние квартиры» в город Галле – привлекало посетителей, вокруг которых крутился кругленький майор – начальник Дома офицеров Галльского гарнизона, то и дело повторяя: «Это мы поработали!»…

Неделю отоспавшись в хозвзводе, никому ненужный и забытый всеми политработниками «фотоГраф», солдат-интернационалист, защитник социалистического строя, или оккупант, или душитель демократии чехословацкого народа, как вещал вражеский голос, решил «добровольно сдаться», от греха подальше, командирам своей родной седьмой гаубичной батареи гвардейского артиллерийского полка. Комбат капитан Иванов был в шоке, увидев своего солдата-беспризорника с автоматом и кучей патронов в портянке.

Моя миссия по выполнению интернационального долга закончилась. Слова полковника Лоханова к каждому солдату: «Ты рядовой, но являешься политическим представителем нашего государства – Союза Советских Социалистических Республик» – запомнились навсегда. Теперь, спустя пять десятилетий, я не совсем рядовой, но считаю себя солдатом своего государства, больше чем уверен в верном выборе политического решения нашего командования. Отстаивая социалистическую страну Чехословакию, мы защищали свою Родину. Если бы мы, солдатики, полпреды Советского Союза, действовали так же во все времена, то сегодня мир бы выглядел по-иному, а на Донбассе не громыхали бы пушки.

…Всего один раз я драил свою забытую «Гаубицу 154 калибра», два раза посетил политзанятия, не успев попасть в караул и наряд на кухню и в кочегарку. Затем получил приказ надеть парадную форму, на которой красовались значки: «Гвардейский», «Отличник Советской Армии» и комсомольский, с которым я не расставался никогда (значок был обязательным атрибутом даже на повседневной солдатской форме) и отправиться на новое место службы в город Потсдам в редакцию газеты Группы Советских воск в Германии «Советская Армия».

А это уже вторая половина моей солдатской фоторепортерской службы.

Михаил Рекунов. Алушта. 8 декабря 2017 г.

РS: Чехословакия должна быть благодарна СССР за 1968 год: история «пражской весны»

Ввод войск в Чехословакию в 1968 году не позволил Западу совершить государственный переворот в Чехословакии по технологии совершения «бархатных» революций и сохранил более чем на 20 лет жизнь в мире и согласии всем народам стран Организации Варшавского договора.

С военной точки зрения, другого решения быть не могло. Отторжение Судетской области от ЧССР, а тем более всей страны от Варшавского договора и союз Чехословакии с НАТО ставили под фланговый удар группировки войск содружества в ГДР, Польше и Венгрии. Потенциальный противник получал прямой выход к границе Советского Союза. Руководители стран Варшавского договора хорошо понимали, что события в Чехословакии – это продвижение НАТО на Восток. В ночь на 21 августа 1968 года войска СССР, Болгарии, Венгрии, Германской демократической республики (ГДР) и Польши вошли на территорию Чехословакии. Против такой силы открыто не посмели выступить ни войска Чехословакии, ни войска НАТО, ни подразделения западных спецслужб.

В Чехословакии наши солдаты показали, что нет на земле более доброго народа, чем русские. Наиболее впечатляющим и трагическим был подвиг, совершенный на горной дороге танковым экипажем из состава 1-й гвардейской танковой армии, сознательно направившим свой танк в пропасть, чтобы избежать наезда на детей, выставленных там пикетчиками. Те, кто готовили эту гнусную провокацию, были уверены в гибели детей и потом на весь мир кричали бы о преступлении советских танкистов. Но провокация не удалась. Ценой своих жизней советские танкисты спасли жизнь чехословацких детей и честь Советской Армии. Этот наглядный пример показывает разницу между людьми либерального Запада, готовивших гибель детей, и людьми социалистического Советского Союза, спасшего детей.

Чехи должны быть благодарны Советской армии за то, что Судеты остались в составе ЧССР, их государство существует в современных границах, а нация избежала огромного количества человеческих жертв, которые всегда бывают при государственном перевороте.

СМИ. 2017 г.