В этом году исполнилось 200 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева (1818–1883). В судьбах выдающихся русских литераторов с наибольшей яркостью и отчетливостью проявилось влияние на характер и способности человека его малой родины или уголка, который становится для него второй малой родиной. Мы не мыслим Пушкина без Михайловского и Болдина, Лермонтова без Тарханов, Некрасова без Карабихи, Аксакова без Абрамцева. Спасское-Лутовиново в Орловской губернии стало таким местом для И.С. Тургенева, здесь с трехлетнего возраста проходило его детство. Именно поэтому сто лет назад, в 1918 году, Орловский губисполком объявил Спасскую усадьбу национальным достоянием, а в 1921 году Спасское-Лутовиново наряду с усадьбами других русских классиков было отнесено Совнаркомом к числу неприкосновенных памятников культуры.
Эти факты заставляют вспомнить другой тургеневский юбилей – 125-летие (в 1943 году), который был омрачен надругательством гитлеровских оккупантов над родовым гнездом писателя. Усадьба Спасское-Лутовиново в тот год не принимала гостей, превращенная в руины «культуртрегерами», которые якобы несли нам цивилизацию и баварское пиво. Военному периоду в истории Спасского-Лутовиново посвящено, к сожалению, крайне мало исследований. Одной из публикаций, которые частично восполняют пробел, является статья Ларисы Кондрашовой «Спасское-Лутовиново и усадьба И.С. Тургенева в годы войны» (2016), и с материалами этой статьи мы намереваемся познакомить читателя.
История возрождения
И.С. Тургенев скончался 3 сентября 1883 года в небольшом городке Буживале близ Парижа, похоронен в Петербурге на Волковом кладбище. Наследницей усадьбы писателя стала его дальняя родственница – Ольга Васильевна Шеншина-Галахова, жившая с семьей в городе Орле.
Вскоре из спасского дома были вывезены мебель, вещи и библиотека. В январе 1906 года усадебный дом сгорел, а оставшиеся постройки почти полностью пришли в негодность. Сохранившиеся вещи, библиотека и мебель Тургенева стали основой музея писателя, открытого в 1918 году в Орле, а в 1922 году его усадьба Спасское-Лутовиново была объявлена государственным заповедником. Тургеневский парк открылся для посетителей. В 1937 году заповедник был передан в ведение Государственного музея И.С. Тургенева в Орле. В усадьбе начались работы по реставрации парка и строений. Планировалось восстановить и сгоревший дом писателя. В правительственной телефонограмме от 16 апреля 1940 года тогдашнему директору орловского музея Борису Александровичу Ермаку указано: «На сооружение главного дома усадьбы И.С. Тургенева Правительством назначено на 1940 год 170 тысяч рублей. Придавая большое значение вопросу полного восстановления усадьбы И.С. Тургенева, Народный комиссариат просвещения обязывает строительный сектор ОБЛОНО немедленно приступить к составлению техпроекта и сметы по сооружению дома и представить их в Наркомпрос на утверждение».
В январе 1941 года известный архитектор Виноградов возглавил комиссию музейно-краеведческого отдела НКП РСФСР по восстановлению усадьбы, однако в акте проверки были и существенные замечания, касающиеся реконструкции флигеля, богадельни, бани и парка.
Спасти коллекцию
Все планы по реставрации и восстановлению усадебного дома Тургенева были перечеркнуты войной. В то время основная коллекция тургеневских вещей находилась в орловском музее. Вот что вспоминал тогдашний директор музея Б.А. Ермак: «…в сорок первом, в конце лета, на Орел начали еженощно сыпаться бомбы и «зажигалки». Сотрудники музея несли бессменное дежурство. Воздушные тревоги все учащались. Положение становилось угрожающим. Необходимо было срочно принять меры по спасению тургеневской коллекции». И Б.А. Ермак написал письмо в Москву.
Вскоре пришло распоряжение Наркомпроса об эвакуации музея в Спасском-Лутовинове (июль 1941 года). Это подтверждается запиской Ермака в музейный отдел Наркомпроса, где, в частности, говорится: «…получив подтверждение Наркомпроса о вывозе экспонатов в Спасское, я немедленно организовал практически свертывание и упаковку экспонатов, достал гужевой транспорт и два вагона. Все без денег, и когда встал вопрос об оплате железной дороги, то пришлось продать собственные вещи: пиджак, рубашки, костюм жены, чтобы произвести оплату. Преодолев все это, я доставил вагоны на станцию Бастыево и начал организовывать сельский транспорт для разгрузки».
Но ситуация на фронте менялась каждый час. 5 августа было принято окончательное решение: экспонаты орловского музея Тургенева эвакуировать в город Пензу.
«Начался долгий и трудный путь по тревожной осенней России. Магистрали были забиты бесчисленными составами, идущими на восток. Бомбежки. Долгие стоянки. Постоянная тревога за сохранность груза. Ни командировочных, ни продовольствия в дорогу получить не удалось. На станциях, где можно было раздобыть кое-какую еду, задерживаться не приходилось – опасались налетов» (из воспоминаний Б.А. Ермака).
Но были и приятные мгновения этого нелегкого пути. Жена Бориса Александровича Екатерина Августиновна Ермак вспоминала об одном совсем не военном эпизоде по пути в Пензу: «Это было недалеко от Моршанска. Мы задержались на небольшом полустанке. Вечерняя заря обливала все вокруг мягким светом. Стояла тишина. Внезапно раздались звуки музыки. Кто-то играл на фортепиано где-то совсем рядом, может быть, в доме железнодорожного служащего. Музыка была мирная, лирическая. Это изумило и взволновало нас. После всего, что мы пережили, после бомбежек, после долгой поездки в товарных вагонах вдруг такая радость. Почему-то вспомнились нам страницы «Дворянского гнезда», где описана вдохновенная игра Лемма на фортепиано. И все страшное ушло назад. Стало казаться, что мир не так уж далек, что победа придет совсем скоро. Глаза наши были полны слез».
23 дня длился этот путь. Когда, наконец, удалось добраться до Пензы, Ермак сразу же обратился в обком партии с просьбой предоставить музею помещение. «Нам пошли навстречу, – вспоминал Борис Александрович, – отвели первый этаж областного краеведческого музея. Здесь мы и обосновались. Началась кропотливая работа по созданию тургеневской экспозиции. Нас было всего четыре человека. Однако к 7 ноября 1941 года музей Тургенева в Пензе был открыт. Это был единственный музей, развернутый в эвакуации. Работали с утра до ночи. Днем обслуживали многочисленных экскурсантов, вечером выступали в госпиталях, школах, рабочих клубах. Бойцы сибирских дивизий, шедшие тогда через Пензу на фронт, стали нашими непременными посетителями».
А в это время…
В Спасской усадьбе оставались фотокопии тургеневской выставки, сельскохозяйственный инвентарь, два коня, один научный сотрудник, комендант, два сторожа, конюх и пасечник. В ночь с 24 на 25 октября 1941 года Спасское было оставлено советскими войсками. С конца октября и по конец декабря в усадьбе размещалась волостная управа оккупационных властей.
Весь 1942 год и по август 1943-го село Спасское-Лутовиново и усадьба Тургенева находились в непосредственной близости от линии фронта, в зоне артобстрелов и бомбежек. Жители села были эвакуированы в 1942 году. В документе от 15 января 1942 года, подписанном политруком политотдела 3-й армии П.И. Рожковым, а также жителями села Спасское-Лутовиново Н.Г. Поляковым, М.Н. Фатеевым, А.И. Бизюкиным, говорится: «15 января 1942 года эсэсовская дивизия ворвалась в село Спасское, сожгла Петровское, на деревню немцы бросали бутылки с горючей смесью, на Поповке осталось пять домов, была сожжена и усадьба И.С.Тургенева, уцелели лишь флигель и баня».
27 декабря 1941 года усадьба И.С. Тургенева и село Спасское-Лутовиново были освобождены 1185-м стрелковым полком 356-й стрелковой дивизии, входившей в состав 61-й армии [1]. После освобождения Спасского во флигеле усадьбы Тургенева располагался медсанбат (санитарная рота 342-й стрелковой дивизии). Отсюда и захоронения в парке 1942-43 годов. «Три могилы находились возле лиственницы, напротив давно сгоревшего дома Тургенева, большая братская могила – около бывшей церкви, у стены которой были похоронены лейтенанты Васильев В.П. и Крамской М.Я., а также их солдаты и сержанты» (из воспоминаний бывшего командира 774-го отдельного батальона связи 283-й стрелковой дивизии полковника Н.А. Воронова. Письмо от 5 ноября 1982 г. хранится в архиве музея-заповедника).
Впервые вопрос о переносе братских захоронений 1942–43 годов и создании мемориала в честь воинов, погибших на спасской земле, встал в 1979 году. Окончательное решение по этому вопросу было принято в 1984 году. В списке захороненных значится 99 имен, все они высечены на мраморной плите мемориала. (Списки погибших воинов и план мемориала хранятся в архиве музея, облвоенкомате.)
Воспоминания очевидцев
В книге А.Л. Мельникова «Огнем полковых батарей» [2] приведены воспоминания начальника артиллерии 856-го полка 283-й стрелковой дивизии: «30 января 1942 года полк, совершив за ночь 50-километровый маршрут, к утру вышел на юго-западную окраину Спасского-Лутовинова.
Что же оккупанты сделали со всемирно известной усадьбой! Знаменитый тургеневский парк загадили, вековые деревья вырубили, здание школы, открытой еще Тургеневым, разрушили, как и другие постройки. Бойцы медико-санитарной роты нашего полка очистили парк от мусора, вывезли убитых животных, ликвидировали котлованы, в которых фашисты укрывали машины».
Воспоминания очевидцев
Вот такой запомнил усадьбу И.С. Тургенева в 1942 году один из участников боев за Мценск, ветеран войны Н.П. Манько: «Остались неразрушенными каретный сарай, но в нем ничего не было, два небольших деревянных строения, вероятно, флигель и баня. В одном жил наш командир полка Акимов, в другом проводились совещания с участием командиров батальонов и рот. Наши блиндажи были выкопаны прямо в парке, на липовой аллее. В одном блиндаже был штаб полка, в другом жили разведчики, в третьем – связисты. Окопов, воронок от бомб и снарядов, пока мы находились по март 1943 года, в парке не было». (Н.П. Манько воевал в составе 287-й Новоград-Волынской стрелковой дивизии 866-го полка. Архив музея-заповедника. Письмо датировано 1977 годом.)
В книге «На темной ели звонкая свирель» военный корреспондент Яков Хелемский, ставший свидетелем освобождения многих литературных мест, вспоминал о том, как ему несколько раз удалось побывать на спасской земле в 1942-43 годах. Вот некоторые выдержки из его записок: «В феврале 1942 года военная дорога привела меня в только что освобожденное Спасское-Лутовиново. Я стоял в старом усадебном парке, и надо мной, словно облака, клубились округлые кроны заснеженных деревьев. Было неправдоподобно тихо и солнечно. И вдруг резкими очередями ударил зенитный пулемет, где-то поблизости сработала «катюша». И парк, отороченный зимним пухом, превратился в то, чем он был в этот день, – расположением штаба дивизии, которой командовал полковник Нечаев. Отсюда до переднего края было рукой подать. Я обернулся. И передо мной возник белый, словно одна из снежных скульптур, бюст на высоком постаменте. Красивая голова старика. Крупные, но идеально правильные черты. Высокий лоб. Круглая борода, длинные волосы, расчесанные на пробор. Все было значительно в этой благородной лепке. Даже сейчас обезображенное лицо с отбитым носом сохраняло выражение спокойствия и мудрого достоинства. Так выглядят античные изваяния, изувеченные временем и все равно прекрасные.
– Тут что получилось, товарищ командир, – услышал я голос рядом.– Пришли германцы, посмотрели. Ихний обер-лейтенант вдруг закричал тоненьким голосом: «Энгельс! Энгельс!» – и выпалил в Ивана Сергеевича из пистолета. Тогда солдаты стали шомполами, шомполами… Я им говорю: «Это не Энгельс, это русский писатель Тургенев, бывший владелец здешнего имения». Куда там! Не слушают…
Человек, говоривший это, был высок и тощ, из-под его шапки выбивались взъерошенные волосы. Тонкий нос, большой рот, сероватые глаза. Был одет в облезлый треух и драный кожушок.
– А вы думаете, Ивана Сергеевича они бы пощадили? – спросил я своего собеседника.
– Думаю, не пожалели бы, – ответил он, – но это уж я потом понял.
Февральское сражение, развернувшееся под Мценском, не смолкало. Продвижение наших частей, начавшееся еще в декабре, теперь замедлилось. Поэтому Спасское-Лутовиново все еще находилось в зоне бомбежек и артобстрелов. Позавчера несколько немецких снарядов легло на окраине деревни, один из них прямым попаданием разнес общежитие учителей. Погибло восемь человек. К прежним потерям и разрушениям ежедневно прибавлялись новые.
Священная земля
В центре парка новая могила. Венки из хвои. На фанерном обелиске начертаны фамилии тех, кто пал в боях за Спасское-Лутовиново, и дата их гибели – 10 февраля: «Старший сержант Остапенко. Старший сержант Гриценко. Сержант Богданов. Рядовой Парахин. Рядовой Сиверухин».
Оккупанты, захватив Спасское, уничтожили почти все, что было реставрировано. Пройдя по освобожденной усадьбе, мы увидели сожженную немцами богадельню. Лутовиновский мавзолей стоял облупившийся, загаженный. Полуобрушенный его купол был лишен кровли.
Разбитым оказался и каретный сарай. Конюшню оккупанты тоже почему-то превратили в развалины. Зато лошадей своих держали в церкви. Занесенные снегом пни – их здесь было около тысячи – свидетельствовали о жестокой порубке, искалечившей вековые парковые аллеи и окрестные рощи.
Полностью было разрушено просторное здание Спасско-Лутовиновской школы имени Тургенева. Построенное в 1938 году, когда праздновали сто двадцать лет со дня рождения писателя, оно было гордостью села и района.
Один из жителей Спасского – Яков Петрович Пасынков, учившийся еще в прошлом веке в скромной деревянной школе, построенной Тургеневым, теперь горестно показывал дымящиеся руины современного здания, куда не так давно ходили на занятия нынешние ребятишки.
А сосед Пасынкова, возрастом помоложе, но казавшийся дряхлым, оставшийся без крова, все повторял одно и то же: дом сожгли, пожитки погибли в огне, корову угнали. Он стоял на пепелище. Рассказывая, все пытался прикурить от головешки и не мог – руки тряслись. Никогда не забуду этого человека, подносившего к махорочной цигарке тлеющий огарок своей избы.
В парке, в просвете, обрамленном нависшими мохнатыми ветвями, виднелся дом, разоренный, замусоренный, но все же уцелевший. Терраса, когда-то застекленная, была сейчас затянута плащ-палаткой. В окнах тоже не хватало стекол. Их залатали фанерой. Таким предстал перед нами «флигель изгнанника». Ему повезло. Огонь, добравшийся до него, удалось потушить. Мы заглянули внутрь. Голые стены, грязь, копоть. Девушки-санитарки выносили мусор. Здесь собирались временно открыть перевязочный пункт. Чуть левей, в баньке о трех окнах, жили артиллерийские разведчики. Они тоже чисто все прибрали. Правее флигеля под снегом проступал фундамент большого дома, того самого, что сгорел много лет назад. Качалась старая лиственница. Гудел над парком самолет.
Эта февральская встреча с только что освобожденным Спасским оказалась лишь прологом ко многим возвращениям под эту вековую сень, которая была тогда не очень-то спокойной».
Воспоминаниями об усадьбе Тургенева в грозном 1942 году поделился Ф.Я. Кисельников в своей книге «Через пламя войны». Тогда он был командиром батальона 866-го стрелкового полка, а затем заместителем командира 870-го Краснознаменного стрелкового полка 287-й стрелковой дивизии, участвовавшей в боях за мценскую землю.
«Почти весь 1942 год в усадебном флигеле размещался штаб 866-го полка. В одной угловой комнате стояли четыре кровати для отдыха офицерского состава. Отдыхал там и я кратковременно. При входе (от коридора) была большая зала. В ней обычно проводили совещания, вручали боевые награды, проводили занятия с командным составом. В бане жили командир полка Иван Дмитриевич Акимов и его заместитель Иван Акимович Яловой…».
После войны вместе со своими однополчанами Ф.Я. Кисельников побывал на мценской земле четыре раза, и в первую очередь посещал усадьбу Ивана Сергеевича Тургенева.
«Эта земля для нас священна как народная святыня и как усыпальница для наших боевых друзей, павших в жестоких схватках с фашистами. Я всегда горжусь, что защищал эту землю» (из письма Ф.Я. Кисельникова в музей-заповедник И.С. Тургенева от 14.12.1995 года, архив музея).
Масштабы разрушения
Война нанесла огромный ущерб усадьбе И.С. Тургенева. Сохранился акт от 11 мая 1944 года, свидетельствующий о масштабах разрушения в музее-заповеднике. Документ составлен Б.А. Ермаком. В нем перечислено то, что уничтожено и разрушено, общий ущерб – 379 046 рублей.
5 августа 1943 года Советская армия освободила город Орел. Впереди было еще 20 месяцев тяжелых и изнурительных боев с фашистской Германией. Но уже в сентябре 1943 года в Орел и Спасское-Лутовиново приехала комиссия Наркомпроса и поставила вопрос о возвращении музея из эвакуации в Орел и о возобновлении работы заповедника. 19 января 1944 года коллекция музея Тургенева вернулась в Орел, а 20 февраля уже была открыта экспозиция. Усадьба Тургенева в Спасском-Лутовинове распахнула двери для посетителей 25 июня 1944 года, после того как территория была очищена саперами от мин и снарядов. 9 мая 1945-го Спасская усадьба праздновала долгожданный день Победы. В этом же году на восстановление мемориального дома Тургенева и других усадебных объектов было выделено 250.000 рублей.
Сегодня, спустя 70 лет после войны, усадьба И.С. Тургенева превратилась в один из красивейших музеев-заповедников России. Сюда со всех концов нашей необъятной земли спешат благодарные туристы, чтобы поклониться великому русскому писателю, прикоснуться к духовным святыням и одновременно отдать дань памяти солдатам войны, тем, кто ценой своей жизни защищал столь дорогие каждому сердцу места, кто сберег и восстановил наше любимое Спасское-Лутовиново.
На рис.: «Спасское-Лутовиново. Усадебный дом Тургенева». (Картина Я.П. Полонского, 1881)
Комментарии ВПК «Севастополь»
[1] 61-я армия генерал-полковника Павла Алексеевича Белова (1897–1962) Героя Советского Союза (1944).
[2] Здесь автором допущена неточность: «В книге А.М. Мельникова “Огнем полковых сражений”». Александр Леонтьевич Мельников – генерал-майор, участник Московской и Курской битв, встречи на Эльбе, взятия Берлина. Написал две книги: «Огнем полковых батарей» и «Течет седой Яик». Цитируемая Л. Кондрашовой книга «Огнем полковых батарей» (лит. запись И.М. Ботова) посвящена боевому пути 856-й Краснознаменного стрелкового полка 283-й Гомельской стрелковой дивизии.