Александр Федорович Гильфердинг

(Фрагмент)

Всякий русский без малейшего труда может узнать все подробности про немцев, французов, англичан, итальянцев, турок, американцев. Казалось бы, что за границей живут только чужие племена. А между тем далеко на запад и юго-запад от границы русского царства простираются народы, которых речь понятна русскому, которых предки составляли с предками русских одно племя и большая часть которых исповедуют нашу православную веру и молятся Богу на том же языке, как и мы. Эти народы — братья русских и любящие русских, как братьев, — называются славянами. Вместе с русскими они составляют одно славянское племя. В старину все славяне были одним народом, а потом разделились на русских, болгар, сербов, хорватов, словенцев, словаков, чехов, лужичан и поляков; прежний общий славянский язык разделился на столько же наречий, которые, однако, все очень похожи одно на другое.

Русские, болгары, сербы, хорваты, словенцы, словаки, чехи, лужичане и поляки: вот сколько славянских народов. Их девять, и только два из них, русские и поляки, живут в пределах нашего Отечества. Стало быть, за границей есть семь народов, которых речь звучит как наша, и которые зовут нас своими братьями; а между тем мы ничего не знаем о них, а знаем про чужие народы, про французов, немцев, американцев, турок. Отчего же это?

Во-первых, оттого, что заграничные славяне не составляют особых государств, а находятся под властью других народов, отчасти немцев, отчасти турок. Немцы и турки господствуют и распоряжаются в их землях, и потому слышно только про немцев и турок, а что делается со славянами под их управой — это менее заметно.

Во-вторых, слишком много людей на Руси привыкли смотреть на мир Божий не так, как он есть, а так, как его показывают нам иностранцы — французы, англичане и немцы, от которых мы думаем позаимствовать всякую премудрость; иностранцы же стараются как можно меньше говорить о славянах, для того чтобы, по возможности, скрыть их от наших глаз и от глаз всего человечества. В том их расчет, особенно расчет немцев, и понять этот расчет очень легко.

Из всех немецких государств самое большое — Австрия. Но в Австрии только восемь миллионов немцев, а семнадцать миллионов — славян. Немцы располагают этими славянами, как им выгоднее, и им было бы неловко, если бы про это знали, <особливо> в России, где живут братья их подданных славян: потому их прямой расчет — стараться скрыть от нас даже их существование. И действительно, в немецких книгах, журналах и газетах про эти семнадцать миллионов славян нет и помину, тогда как про маленький немецкий народец, живущий в Шлезвиге и Голштинии, под управлением датского короля, немцы столько исписали, что всех сочинений об этом в десять лет не перечтешь.

Далее: в европейской Турции турок едва насчитаешь один миллион, а славян, подвластных им, миллионов восемь. Иностранцы боятся дружбы этих восьми миллионов славян с нами, потому что Россия сделалась бы от этого еще сильнее. Цель французов, а в особенности англичан и немцев, та, чтобы мы чуждались турецких славян; они хотят добиться того, чтобы турецкие славяне перестали надеяться на Россию. Когда Россия потребовала в 1853 году, чтобы султан обеспечил и улучшил судьбу наших братьев, находящихся в его подданстве, Англия и Франция пошли на нас войною за турок; Австрия же, хотя не объявляла нам войны, однако сделала нам тогда, как известно, столько же вреда, сколько мог бы сделать явный враг. Понятно, почему и французы, и англичане, и немцы неохотно поминают про турецких славян, перед которыми так тяжело согрешили, и, когда речь зайдет о Турции, выставляют в ней только турок, а о славянах стараются умалчивать.

Мы учимся преимущественно по книгам, которые пишут немцы, англичане и французы; преимущественно по их газетам мы судим о том, что делается за границей. Каково же наше знание о славянах? Хорошо бы было, однако, нам знать о них. Они родные братья наши. Что же ближе человеку, после собственной судьбы, как не судьба родных братьев? А что говорится о человеке, то должно быть сказано и о народе, потому что в народе живет тот же дух человеческий, — и повторю: что же ближе русскому народу, после собственной судьбы, как не судьба славян?

Их судьба печальна. Они все находятся под властью чужих держав и чужих народов. Другие народы, даже самые маленькие, например датчане, которых всего 2,5 миллиона, голландцы, которых 3 миллиона, бельгийцы, которых 4,5 миллиона, — независимы, управляются своими законами, учатся в школах на своем языке. А двадцать семь с лишком миллионов славян живут под чужою властью, под чужими законами, должны учиться на чужом языке. Из них семнадцать миллионов принадлежат, как я сказал, Австрии, восемь миллионов Турции; остальные два с лишним миллиона приходятся на долю Пруссии, а 60 тысяч живут в Саксонском королевстве. Вне России только 125 тысяч славян, именно в Черногории, сохраняют свою независимость.

В старину и заграничные славянские народы составляли отдельные и независимые государства. Каким образом они лишились своей свободы и достались в чужие руки, было бы долго рассказывать; для того нужно бы было написать, хотя вкратце, их историю. Здесь скажу об этом только вообще. Первая вина их падения была та, что они действовали раздельно и друг друга не поддерживали и что даже каждый из славянских народов сам по себе был постоянно раздираем несогласиями и распрями; другая вина была та, что они, недовольно крепко держась своего быта и своих природных учреждений, заимствовали от иностранцев многое такое, что противно было их духу. Так составились у чехов и поляков учреждения наполовину немецкие, наполовину славянские, у болгар и сербов — наполовину славянские, наполовину византийские, и эти учреждения подавляли жизнь народа, а сами, будучи чем-то противоестественным, не давали никакой силы государству.

Поясню эти слова, которые могут показаться темными, одним примером: в прежнем Польском государстве народ был совершенно задавлен шляхтою и до того считался ничтожным, что даже не призывался на войну для защиты отечества; шляхта же не существовала в Польше искони, а образовалась под действием немецких учреждений того времени, так что даже самое имя это, шляхта, взято с немецкого языка; но в Польской шляхте к немецкому понятию о благородном сословии присоединилось старинное славянское вечевое устройство, и из нее вышло нечто бестолковое и вредное для государства.

Слабейшие из славянских народов раньше достались иностранным завоевателям. Первые покорены были немцами словенцы в Каринтии, Штирии и Краине, именно в 788 году, т. е. с лишком тысячу лет тому назад. Эти словенцы живут в горах и долинах на север от Адриатического моря, близ Италии. Словаки, населяющие северную Венгрию, покорены были мадьярами или венграми в 907 году. Лужичане, которые сами себя называют сербами, хотя живут далеко на север от собственных сербов, в нынешнем Саксонском королевстве, покорены были немцами в 1002 году. Хорваты, обитающие на северо-восток от Адриатического моря, поддались Венгрии в 1091.

Болгары, населяющие северо-восточную и среднюю часть Европейской Турции, т. е. собственную Болгарию и большую часть Румелии, покорены были турками в 1393 году. Сербы, занимающие северо-западную часть Европейской Турции и соседние края Австрии, лишены были турками государственной независимости в 1389 году, и окончательно покорены ими в 1463 году, а часть их перешла во владения Австрии в 1690 году. Чехи, жители Богемии и Моравии, т. е. северо-западной части Австрийской империи, поддались австрийскому государю в 1526 году, но с тем, чтобы оставаться при своих прежних правах и законах, а в 1620 году покорены были австрийцами и лишены своих прав. Наконец, в 1795 году пало государство Польское, и при этом земли, населенные собственно польским племенем, присоединены были тогда к двум немецким державам, к Пруссии и Австрии.

Везде оправдалось слово, сказанное нашим Спасителем: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Матф. XII, 25).

Было время, когда и русский народ «разделился сам в себе»; тогда он достался в рабство татарам, а частью должен был подчиниться Литве; иноплеменное иго пробудило в русских память о прежнем единстве и братстве и чувство общего долга: Москва первая возобновила речь о всей Русской земле, и около Москвы стали собираться все уделы земли Русской, забывая зависть и распри.

Нельзя пророчить будущее; но, как Бог из глубины бедствий воздвиг Русскую землю и, научив ее единству, дал ей могущество, так, быть может, перевоспитает и обновит он тяжелым уроком и прочих славян.

1863

(Выделения в тексте выполнены ВПК «Севастополь»)