Новый участник краеведческого конкурса «Малые заводы Урала в годы войны» – Артёмовская центральная районная библиотека (МКУК «ЦБС» ГО Артемовский). Автор присланной работы – заведующая отделом обслуживания библиотеки Федорова Наталья Александровна. Коллектив клуба «Севастополь» благодарит Наталью Александровну за поддержку нашего конкурса и за ценные исторические материалы, с которыми теперь смогут ознакомиться наши читатели.

Текст дается в сокращении.

***

В 120 км от Екатеринбурга, на восточном склоне Уральских гор расположился город Артёмовский.

Ещё 15 лет назад артёмовцы могли видеть дым, струящийся из невысоких труб работающей Егоршинской государственной районной электростанции (ЕГРЭС), а сейчас туда ходят на экскурсию.

Свою историю предприятие ведёт ещё с начала ХХ века, когда в селе Егоршино нашли каменный угль. В 1913 году на левом берегу Бобровки началось строительство плотины пруда и закладка фундамента будущей ЕГРЭС. Его не остановила даже начавшаяся Первая мировая война, вплоть до конца 1917 года с заводов Англии и Дании продолжалась поставка оборудования. В феврале 1918 года революционное правительство национализировало Егоршинские угольные копи и строящуюся электростанцию.

Начавшаяся следом гражданская война прервала стройку на 5 лет.

И вот, наконец, в полдень 28 октября 1923 года состоялся торжественный пуск ЕГРЭС мощностью 1200 киловатт.

Великая Отечественная война застала станцию в период ее очередной реконструкции, многие работы на ней еще не были завершены, и это не позволяло использовать ее на полную мощность. Так, например, абсолютно устаревшей была система топливоподачи. Надо было вручную разгружать уголь из вагонов. А ведь мужчин ушедших на фронт заменили женщины!

Вот как вспоминала о своем труде Галия Абнагимова – ветеран труда, проработавшая на топливоподаче сорок лет: «Вагоны приходили по двадцать пять тонн, по шестьдесят тонн. Разгружали вагон два человека. Уголь с шахты «Бурсунка» выкидывали лопатами. А уголь экибастузский (там шахты водяные, уголь мокрый, зимой он смерзался в глыбу) долбили ломом или киркой. Иногда никаких сил не хватало работать, а руки болели так, что лопату не могли держать, не только лом, но жаловаться было некому, кроме Господа Бога. Работаешь, а слёзы текут и текут.

Хлеба давали по семьсот граммов. Если норму перевыполнишь, получишь еще двести граммов по стахановскому талону. Но чтобы норму перевыполнить, надо было много пота пролить. Только в конце войны стали давать хлеба по килограмму.

Выдавали спецодежду: стеганые брюки, фуфайку, варежки, зимой – суконные бурки на резиновой подошве, ноги в них от резины все время мерзли. Осенью и весной – брезентовые ботинки на деревянной подошве. Мало того, что идешь, а стук за версту раздается, так и ходить в них было тяжело: ведь совсем подошва не гнулась».

Несмотря на то что грузчицам добровольно помогали все работники станции, ЕГРЭС систематически не выполняла план, котлы часто гасли без необходимого запаса топлива в бункерах, а это плохо сказывалось на работе военных предприятий.

Эвакуированная на Урал военная промышленность набирала темпы, потребление ею электроэнергии с каждым месяцем росло, а мощностей не хватало. Теперь каждый киловатт распределялся специальной госкомиссией. В поселке было отключено освещение, пользовались самодельными коптилками.

Было решено срочно усовершенствовать топливоподачу. Весь коллектив ЕГРЭС после смены шёл копать котлованы. Ранние заморозки сковали землю, но, не смотря на это, работа не прекращалась ни на минуту, копали круглосуточно. И вот, 25 декабря 1942 года заработала первая нитка новой топливоподачи. Теперь отпала необходимость тяжелого физического труда десятков людей. ЕГРЭС увеличила свою нагрузку в полтора раза, стала работать устойчиво, без аварий.

В 1942 году мощность станции увеличилась в 36 раз с момента пуска. Но каким трудом это далось! На станции работали в основном женщины, девушки и мальчишки. Вот что вспоминает участник тех событий, ветеран труда Георгий Максимович Завалин: «В октябре 1942 года меня, четырнадцатилетнего, отец привел на Егоршинскую электростанцию. Маленького, тщедушного, оформили меня учеником слесаря турбинного цеха, в перспективе я должен был стать слесарем-турбинистом. Привели в цех, сказали: «Здесь будет твое рабочее место». От множества незнакомых агрегатов, от их шума меня охватил такой ужас, что я готов был пулей вылететь на улицу из этого ада, но понимал: надо терпеть, изменить ничего нельзя.

Овладевать профессией нас, нескольких подростков, отправили в учебный комбинат, где мы запоминали названия всех деталей турбины, а потом привели в цех и показали на практике порядок ее разборки и сборки. Так мы приобрели такую серьезную профессию, как слесарь-турбинист, буквально за несколько дней.

Из только что обученных пацанов создали ремонтную бригаду. В нее вошли девять человек: Коля Чехомов (Чехомов Николай Филиппович) – бригадир четырнадцати лет; Виля Гущин (Гущин Вилий Саввич), Коля Трусов (Трусов Николай Константинович), Гоша Завалин (Завалин Георгий Максимович), Ваня Корелин (Корелин Иван Степанович), Толя Данченков (Данченков Анатолий Михайлович), Боря Дроздов (Дроздов-Храмцов Борис), Саша Касьян и еще один Саша – фамилию его я не помню, они оба не местные, из ремесленного училища пришли.

Работали с нами мастер Иван Федорович Смольников и старший мастер Степан Ефимович Бабкин. Трудились мы по двенадцать часов в сутки, как взрослые, без выходных. А если требовался капитальный ремонт с полной разборкой, то приходилось работать по двадцать часов, тогда мы неделями не выходили из цеха, там же и спали. Нас просто боялись отпускать домой, боялись, что мы, измученные до предела, утром не сможем проснуться и прийти на работу, а то и до дома не дойдем, уснем где-нибудь.

Обычно в восемь часов вечера, когда смена заканчивалась, старший мастер говорил: «Еще поработаем, надо скорее закончить ремонт турбины – машзавод ждет электроэнергию, им надо оружие для фронта делать». Он вел нас в столовую, нам давали по сто граммов хлеба, глиняную чашку горошницы и стакан чаю, и мы продолжали работать до тех пор, пока не сваливались от усталости. Тогда нам давали поспать часа четыре на деаэраторе. Там стоял невообразимый шум, и была страшная жара, но мы плюхались на цементный пол и засыпали мертвым сном.

Рано утром нас будил начальник цеха Мельницын Артемий Никифорович: «Ребятки, вставайте!» Мы еле отрывали головы от пола и неумытые, голодные, без завтрака, шатаясь, порой с закрытыми глазами, еле передвигая ноги, тащили трубы или маслоохладители из склада в цех, поднимали их наверх и пропаривали от масла. А Мельницын торопит; «Быстрее, быстрее! Машзавод ждет электроэнергию, им надо изготовлять оружие для фронта».

Так голодными и работали до обеда. В обед опять та же чашка горошницы. Как вспомнишь, что пришлось пережить, удивляешься, как выжили.

Семь лет я голодал, ни одного дня не был сыт, все время хотелось есть, все мысли – о еде. С осени еще полегче, хоть несколько ведер картошки можно заработать, на что-то выменять, купить. Мы с мамой однажды ходили в Шогриш зарабатывать картошку. Расплатились с нами так: за каждые накопанные сто ведер – одно ведро нам, накопали мы девятьсот ведер – получили девять. Конечно, тратили такой дорогой для нас продукт очень экономно, только по чуть-чуть добавляли в похлебку, а очистки сушили.

Весной становилось совсем плохо, картошку купить было нельзя – ее просто на рынке не было. Чуть стает снег, мы ходили на колхозное поле копать перемерзшую за зиму картошку, из нее мама стряпала лепешки. Но вскоре все поле становилось перекопанным, так как все голодные шли туда в надежде найти хоть несколько мокрых гнилых картофелин.

Когда начинала подрастать крапива, мы с сестрой приносили ее по мешку. Мама ее варила, бросала в это варево сушеные картофельные очистки, и мы ели такой суп за милую душу.

После работы не развлечения искали, а что бы пожевать: крупянки с сосны, позднее – пестики, сосали цвет вербы, а когда появлялась зелень, шли искать съедобную траву на покосах. Сейчас думаю; если бы не крапива и не мороженая картошка весной – умерли бы.

Нам, местным, около родителей все равно было полегче, а двум Сашам из ремесленного училища приходилось невыносимо трудно. Они в столовой после обеда пальцами дочиста подбирали остатки горошницы с чужих тарелок и слизывали ее с рук. Жутко вспоминать все это».

Молоденькой девушкой пришла работать на ЕГРЭС и Елизавета Александровна Леликова, овладевшая в войну специальностью машиниста турбогенератора. Работала дублером помощника машиниста, стажировалась у Михаила Андреевича Сызганова, одновременно посещала курсы мастеров в учебном комбинате ГРЭС. Эти курсы вели опытные инженеры, они давали очень хорошие теоретические знания, а М.А. Сызганов, мастер своего дела, делился со стажёром практическими знаниями, учил управлять турбиной. Уже 3 января 1942 года Лиза Потоскуева стала работать, самостоятельно машинистом турбогенеротора № 2 машинного цеха Егоршинской ГРЭС.

Работать было трудно, не было уверенности, что все получится, ведь дело сложное, ответственное, но Елизавете Александровне помогали знания, полученные в техникуме, природная сообразительность, трудолюбие и работоспособность, а главное, рядом был начальник цеха Артемий Никифорович Мельницын. Он всем был за отца, сутками не уходил из цеха, всегда поможет, подскажет, успокоит. Сначала работали по двенадцать часов, потом перешли на восьмичасовой графин, в каждой смене – два человека: машинист турбоагрегата и помощник машиниста. Когда стали создавать комсомольско-молодежные бригады, сформировали ее и из машинистов турбин и их помощников. Бригадиром избрали Лизу Потоскуеву. В ее бригаду входили три машиниста: сама Лиза Потоскуева (Елизавета Александровна Леликова), Тамара Чернова (Тамара Александровна Кротова), Шура Стихина (Александра Семеновна Стихина) – и три помощника, пятеро из которых вчерашние школьники, только в 1941 году получившие аттестат.

«Все работали добросовестно, без выходных и отпусков, а если смены не было, трудились по восемнадцать часов в сутки, – вспоминала Елизавета Александровна Леликова. – Между сменами было организовано соцсоревнование по экономии топлива и электроэнергии, мы ежемесячно обсуждали, какая смена сработала лучше. Администрация отмечала победителей. Например, за получение первого места и переходящего Красного знамени машинисту турбины и помощнику давали премию в размере пятисот рублей, а за третье место – только двести рублей.

В соревновании по экономии топлива и электроэнергии принимали участие комсомольско-молодежные бригады всего комбината ««Сверловэнерго». Я была делегатом областного слета комсомольско-молодежных бригад. Присуждали несколько раз призовые места по комбинату и моей бригаде. А В 1944 году получила похвальную грамоту ЦК ВЛКСМ.

На электростанции во время войны работала почти одна молодежь. Трудились мы на совесть, а носить было совершенно нечего, ни одежды не было, ни обуви. Продавалось все это на рынке, но очень дорого. Зарплата же у нас по сравнению с рыночными ценами была мизерной, ее не хватало, чтобы что-то на рынке приобрести. По талонам иногда выдадут два метра ситца, а из обуви – босоножки на деревянной подошве.

Но мы все равно не унывали, пожарная охрана нам выделила комнату, там мы проводили комсомольские собрания, решали производственные проблемы, подводили итоги соцсоревнования, принимали в комсомол новых членов. А иногда собирались, чтоб попеть, потанцевать. Часто ходили на комсомольские субботники – разгружали вагоны с каменным углем, нагружали вагонетки, работали в подсобном хозяйстве, на строительстве клуба ЕГРЭС, озеленяли двор электростанции и сам поселок. Ездили в лес заготавливать дрова для нужд предприятия. Шефствовали над семьями, где глава семьи, работник электростанции, ушел на фронт, оставив маленьких детей; устраивали детишек в детские ясли, в садик, чтобы их мать могла идти работать, ходили в эту семью пилить дрова; вязали носки, варежки фронтовикам, шили им кисеты, отправляли посылки, вели с ними переписку. А сколько денег сдали в Фонд обороны!

Содержали в порядке Комсомольский парк на берегу реки Бобровки, около пешеходного моста: дорожки посыпали песочком, сажали цветы, если устраивали танцы, то сами продавали билеты, а деньги сдавали в профком, дежурили. И все это в нерабочее время, а ведь работали по двенадцать часов, без выходных дней. Бывало, наработаемся так, что ноги еле волочим, но все равно домой идем с песнями, никто не стонет.

Молодыми были. Все трудности считали временными, на них не зацикливались, а жили».

Для обеспечения продовольствием своих работников на ЕГРЭС был создан отдел рабочего снабжения и при нём подсобное хозяйство, которое просуществовало до 1951 года. Подсобное хозяйство имело 112 га пахотных земель, 99 голов крупного рогатого скота. В годы войны в хозяйстве работала Александра Герасимовна Суховеркова, ветеран труда. Вот её вспоминания: «Осенью из пастухов перевели в свинарки. Всю зиму там, на клетках, и спала.

Подсобное хозяйство ОРСа ЕГРЭС находилось там, где позднее построили аэродром. Это теперь здесь вырос город, улицы приблизились к аэродрому, а тогда между городом и подсобным хозяйством был лес. Дорога плохая, зимой ее часто переметало снегом. Да и в чем бегать зимой по морозу? На ногах – резиновые чуни, к ним пришиты кирзовые голенища. Ноги к чуням примерзали. Положу в чуни стельки из сена, чтобы нога к резине не прикасалась, – и день, и ночь в этой обуви. А если уйти ночевать домой, то как утром рано по переметенной снегом дороге поспеть на работу? Затемно идти страшно – волки по лесу рыскают.

А свиньи же поросились – надо поросят принять. Если свинья тяжелая, должна ночью пороситься, сижу около нее, караулю. Бывало, и засну. Проснусь, а поросята уже бегают вокруг меня.

Сама свиней колола. Заколю – надо ободрать. Положу свинью на стол и хожу вокруг нее, обрезаю кожу. Однажды приказали заколоть большую свинью. А как колоть-то? Не дается. Конюх подсказал: «Дай ей кувалдой по голове». Я так и сделала, но не убила, какая сила у девчонки? Свинья озверела – и за мной, я побежала по клеткам, не помню, как залетела на конюшню. Если бы упала – свинья сразу бы меня разорвала.

Весной 1942 года мне исполнилось пятнадцать лет. Перевели меня в скотницы – коров доить. Коров было двадцать, доили мы их вдвоем с Валей Лазуковой. Прежде чем доить, надо навоз убрать, на тачке вывезти из хлева, напоить коров, сена или соломы им бросить. Наработаешься, тогда к дойке приступишь. Последних доишь – руки терпнут, не сжимают вымя и дойки, а слезы катятся и катятся.

Ранней весной работали среди дня в парниках, сажали огурцы, выращивали рассаду капусты. Потом – посадка моркови, свеклы, лука, картофеля, капусты. Воды и так ежедневно нужно было много натаскать из колодца для питья коровам, свиньям, для мытья посуды, но, когда начинался полив огурцов, капусты, в день приносили до сотни коромысел. Потом подходила пора прополки овощей.

Во второй половине июня начинался покос. Самое тяжелое – это метать зароды. Сено складывалось в стога в жаркие дни, чтобы оно было сухим. Солнце нещадно палит, зной, дышать нечем, а ты поднимаешь сено на зарод навильник за навильником, гнешься под ним, как тростинка на ветру, спина ноет, руки ломит от усталости, они отказываются держать вилы, и ты напрягаешься из последних сил, а старики с зарода кричат: «Скорей! Скорей! Тучи сгущаются – надо до грозы завершить зарод!»

После такой работы возвращаешься в подсобное хозяйство – еле ноги волочишь, а у тебя еще впереди дойка коров.

А рожь жали серпом. С четырех часов на ногах, спина болит – мочи нет, глаза закрываются от усталости, спать хочется, руки серп еле сжимают – того и гляди полоснешь по пальцам. С лица катится пот пополам со слезами, с рук – кровь.

Поздней осенью молотим. Бабы нас впереди поставят, на самую тяжелую работу, мол, вы – молодые, да еще подгоняют: «Быстрей! Быстрей!»

А зимой с колодца пока натаскаешь воды – вся мокрая, фуфайка обледенеет так, что согнуться не можешь. А где, когда и как сушить, если переодеть нечего.

В 1943 году меня, шестнадцатилетнюю, поставили бригадиром, тут я уж отдыха не знала не только физического, но и, главным образом, душевного. Ответственна я была и за теплицы, и за огород, и за свинарник, и за коровник. Я не ходила, а бегом бегала – везде надо было успеть. Конюх говаривал: «Санушка, сдерживайся, еко место бегаешь».

А заведующий ОРСом Добрынин приедет: «Девчата, вырастите хорошие овощи – что-нибудь дам».

Мы стараемся, удобряем, поливаем. Даст нам брезентовые туфли или простые чулки. Один раз получили по простому белому головному платку. А однажды разрезал кусочек шелка на четыре части, протянул нам по косынке, и мы стараемся, «пашем», больше нигде ничего купить нельзя было, радовались и этому.

Так до 1948 года и работала, пока подсобное хозяйство не закрылось. А потом пришла на станцию. Тридцать пять лет проработала на Егоршинской ГРЭС дежурной деаэраторной установки, дежурной питательных насосов турбинного цеха, кладовщиком котлотурбинного участка, а тринадцать лет трудилась помощником машиниста турбины».

После войны на ЕГРЭС были смонтированы новые котлы, турбина, автоматизировано производство – это дало возможность обеспечить электроэнергией, как промышленность, так и население области.

Список литературы:

• Бороздин К. Как начинался «Красный Октябрь»: становление Егоршинской ГРЭС // Всё будет! – 2016. – 19 мая. – С.12.
• Брылин А.И., Коверда П.Т. Артёмовский. – Свердловск: Сред. – Урал. кн. изд-во, 1983. – 160 с., 16 л. вкл. – (Города нашего края).
• Город, выросший на угле / авт. Абрам Ефимович Рубинщтейн. – Артемовский, 2016. – 144 с., 6 ил.
• Егоршинской ГРЭС – 75 лет // Артёмовский. – 1998. – 28 октября. – 8 с., ил.
• Коверда П. Наш город Артёмовский / Коверда П., Брылин А. – Свердловск: Сред.– Урал. кн. изд-во, 1966. – 104 с.
• Корелин А. Город на трёх «китах» // Всё будет! – 2008. – 20 марта. – С. 24.
• Корелин А. Сегодня сто лет назад // Всё будет! – 2012. – 16 февраля. – С. 29.
• Корепанова Е. Десять лет до века // Губерния. – 2013. – 25 октября. – С. 10.
• Малышев В. П. Артемовский район: Люди и время. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. – 408 с., ил.
• Энергетик: спецвыпуск // Артёмовский. – 2003. – 28 октября. – 8 с.
• Энергетика, ТЭЦ и ГРЭС, Свердловская область, Из Истории российской энергетики, История компаний в фотографиях, Егоршинская ГРЭС, Артёмовский, Артёмовская ТЭЦ [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://chitaemvmeste.ru/