| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Вячеслав Кондратьев. Отпуск по ранению (12+)Присылайте аудиозаписи фрагментов книг о Великой Отечественной войне и получайте баллы для рейтинга вашего отряда: Рейтинг патриотических отрядов - 2025.
Рекомендуемые фрагменты.Володька, уже давно не бродивший по московским улицам, сейчас с удовольствием, неспешно зашагал к Арбатской площади, а оттуда направился по Бульварному кольцу. У памятника Пушкину он остановился — внизу, у постамента, лежали цветы! Что-то дрогнуло в душе Володьки... В военной, полуголодной, измученной непосильным трудом Москве, в Москве, около которой всего в двухстах километрах стоит враг, кто-то не на лишние деньги (таковых у москвичей не было), а может, на последние, покупает на рынке безумно дорогие цветы, чтоб положить их к подножию первого поэта России. Не пайку хлеба, не кусок мяса или масла, которые можно купить на эти деньги, чтобы поддержать свое оголодалое на карточном пайке тело, а цветы... Это взволновало Володьку, он хмыкнул и полез за папиросами. На бульваре было мало народу и почти не было детей. Кстати, этим тоже отличалась теперешняя Москва от довоенной. Но из немногочисленных прохожих, в большинстве военных, не было ни одного, кто бы не остановился перед памятником, не пробежался глазами по знакомым с детства строкам, не обратил внимания на цветы. Володька присел на скамейку. Спешить ему было некуда, и он сидел, попыхивая папироской, пригреваемый ярким июньским солнцем, и наблюдал. И опять, в который уже раз, ему показался чудом тот вырыв его из одного пространства в другое — из кровавого пятака передовой в тишину Тверского бульвара... Он задумался, а когда поднял голову, то увидел подходившую к памятнику чистенькую, сухонькую арбатскую старушку в старомодной шляпке из соломки, в стареньких лайковых перчатках, в туфлях на невообразимо высоких каблуках. Ей было, видимо, трудно и неудобно ходить, так как она очень неуверенно и осторожно переступала своими тонкими, высохшими ногами. Она остановилась около Пушкина, вынула из сумки одинединственный цветок и, чтото шепча бледными губами, положила его к подножию памятника. Что шептала эта арбатская старушка, продавшая, наверное, на Центральном рынке какуюнибудь безделушку, чудом сохранившуюся за эти годы и купившая на эти деньги цветок, мольбу или молитву, Володька не Ему захотелось встать, подойти к ней, взять ее руку в прохудившейся лайковой перчатке и поднести к губам, поблагодарив этим за цветок, но показалось слишком сентиментальным. Старушка все еще стояла у Пушки на, чтото шептала, и Володька не выдержал, подошел. — У вас ктонибудь на фронте? — спросил он. Старушка повернула сморщенное лицо, поглядела на него. — Увы, молодой человек... Но все... все мужчины в нашей семье воевали за Россию... Мой дед участвовал в Бородинском сражении. — Ваш дед... при Бородино? — удивился он. — Мне восемьдесят два... И на моем веку было много войн, но эта... эта самая страшная... Скажите, молодой человек, вы спасете Россию? — Она взглянула ему прямо в глаза. — Спасем, — тихо ответил Володька, склонив голову. — Дай вам Бог...— Старушка быстро, стараясь сделать это незаметно, перекрестила Володьку, который чуть смутился, и пошла от памятника. Она шла неровной, колеблющейся походкой на своих нелепых каблуках, в своей нелепой соломенной шляпке — «осколок разбитого вдребезги», но еще живого и тем самым как бы соединяющего его, русского Контакты ВПК "Севастополь":
|
![]()
|
|