Александр Сергеевич Панарин
После духовного переворота, совершенного христианством, мы верили, что у человечества — единая судьба и правом на спасение (как бы его ни конкретизировать в терминах светской культуры) обладает каждый человек на земле, безотносительно к цвету кожи, человек каждой культурной и расовой принадлежности. Мы также привыкли думать, что применительно к человеку — венцу творения не могут действовать «звериные законы» естественного отбора и другие «механизмы», связанные с реваншем низшего над высшим, инстинкта — над разумом, грубой силы — над моралью и справедливостью. Нам казались несомненными презумпция личной ответственности и презумпция невиновности, исключающие дикие представления о «виноватых народах», расах и религиях и возможности возложения на них ответственности за поступки отдельных людей, обладающих свободой воли, а следовательно, персонально вменяемых. Еще недавно нам казалась немыслимой ситуация, когда страны — в лице правящих элит — торгуют своими президентами, отдавая их за ранее оговоренную сумму на волю противника, своим суверенитетом и даже своими политическими и религиозными убеждениями.
И дело было здесь не в отрицании «рыночных механизмов», а во вполне ясном понимании того, что эти механизмы имеют свою специфическую сферу приложения, вне которой они выступают знаком девиантного, или преступного, поведения (примеры: торговля телом — проституция, торговля убеждениями — двурушничество, торговля «живым товаром», человеческими органами — уголовное преступление).
Наконец, нам представлялось несомненным, что сила не может заменить мораль и право, что богач не всегда в человеческом отношении выше бедняка и, прежде чем курить фимиам военному, экономическому, политическому победителю, надо знать, какой человеческой ценой куплена его победа и какими последствиями она чревата.
Надо же, еще вчера это нам казалось совершенно несомненным, а сегодня миру навязываются прямо противоположные установки — законы джунглей, и мир почти не сопротивляется. Мы привыкли к тому, что есть конфликт добра и зла, конфликт между агрессором и его жертвой, между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между колонизаторами и колонизируемыми. Но все это воспринималось в незыблемом контексте антропологического универсализма — единства человечества, его земных проблем и его исторической судьбы.
И вот теперь нас убеждают в том, что народы и даже цивилизации делятся на хороших и плохих, достойных «цивилизованного отношения» и недостойных, имеющих светлое будущее и не имеющих его вовсе. Сам прогресс из универсальной категории (единое демократическое, единое индустриальное, единое постиндустриальное общество) на глазах превращается в категорию сегрегационную, этноцентричную, приватизированную представителями избранных религий, избранных культур, избранных рас. Прямо и бесцеремонно утверждается, что цена одной американской жизни стоит жизни целых народов, если они принадлежат «не к той» расе, «не к той» религии, «не к тому» этнокультурному региону.
Вчера либеральная пресса не жалела слов, обвиняя — и вполне справедливо — тоталитарные практики преследования целых классов и слоев населения в духе принципа коллективной вины. Сегодня кумир этой прессы — Соединенные Штаты как «демократический авангард» человечества изъявили готовность преследовать уже не «классовое меньшинство» человечества, а его «нецивилизованное большинство», вменяя вину целым народам, расам и религиям.
Мир готовят к «столкновению цивилизаций», или, в иных терминах, к столкновению «цивилизованной части человечества» (все хорошо знают адрес его проживания) с «нецивилизованной» его частью. Можно ли в таком духовном климате удивляться новой милитаризации сознания и поведения и угрозе новой мировой войны?
Дело модернизаторов — учить, повелевать и перевоспитывать, дело модернизируемых — повиноваться и капитулировать, ибо, сохраняя свой политический и моральный суверенитет и свою идентичность, они не могут войти в пространство прогресса, имеющее четкую этноконфессиональную, протестантскую окрашенность.
Эта логика нового, культурно-антропологического «дискурса» закономерно ведет к делению человечества на «аутентичное меньшинство», рождающее прогресс из недр собственной культурной традиции, и неаутентичное большинство, традиции которого неадекватны прогрессу и, следовательно, нуждаются в коренной цивилизационной переработке под руководством знающих культуртрегеров.
Далее эта логика ведет к своеобразному ранжированию народов и культур по критерию меньшей или большей культурной близости (совместимости) с протестантским кругом «избранных для спасения». Очевидно, в рамках этого видения католическая Европа выступает как наиболее близкая и податливая ментальной обработке, модернизация которой близка к успешному завершению. Националистические рецидивы, связанные с отстаиванием своей культурной традиции и своей идентичности, там случаются, но если ограничить их более или менее безобидными стилизациями в духе «ретро», то с этим можно примириться.
Принципиально иная позиция — в отношении России. Действует ли здесь парадигма «конфликта цивилизаций»? Ее сомнительность выступает уже в свете того, что православие является разновидностью христианства. Если возможна интеграция католической Европы в атлантическую систему, в культурно-цивилизационном отношении выступающей как «протестантско-центристская», то почему невозможна интеграция региона, представляющего третью ветвь христианства?
Здесь мы видим цепь софизмов и двусмысленностей, способных насторожить любого объективного наблюдателя. В самом деле, если Россию не пускают в «европейский дом» по причине ее взятой на подозрение православной идентичности, то почему обещаны преференции Украине и Грузии — тоже православным странам?
Ясно, что в данном случае мы имеем дело с тактикой раскола единого евразийского пространства и попыткой изоляции России в Евразии. И если бы устроители «нового мирового порядка» действительно рассчитывали на интеграцию в евросистему указанных стран, они не поощряли бы там тотальную деиндустриализацию, обрекающую народы этих стран на нищету и одичание. Раскалывается не только постсоветское пространство — хотят расколоть и население данных стран, выделив компрадорскую верхушку, решившую войти в «европейский дом» наособицу, за спиной собственных народов, с одной стороны, и забракованное новыми селекционерами местное население, признанное для этого дома непригодным.
Не-западным народам пора взглянуть на себя не сторонними глазами западников, а посмотреть на свое будущее с высоты собственного великого прошлого. Не мимесис, а анамнезис. Не подражание и заимствование, а процедура имманентного обновления на основе «припоминания» своей великой традиции — вот перспективный путь.
(Выделения в тексте выполнены ВПК «Севастополь»)